Привет, Гость ! - Войти
- Зарегистрироваться
Персональный сайт пользователя Ямбуй : yambuy .www.nn.ru  
пользователь имеет статус «трастовый»
портрет № 47088 зарегистрирован в 2006 году

Ямбуй

он же Благопристойный Джентльмен по 12-09-2018
он же Молодой СкотопромышлЬнникЪ по 19-02-2018
он же Ямбуй по 09-08-2016
Портрет заполнен на 52 %

Отправить приватное сообщение Добавить в друзья Игнорировать Сделать подарок
популярность:
15768 место
рейтинг 2065 ?
Привилегированный пользователь 9 уровня



    Статистика портрета:
  • сейчас просматривают портрет - 0
  • зарегистрированные пользователи посетившие портрет за 7 дней - 0
Блог   >  

Лучший коктейль сезона "Для дела...

  18.02.2010 в 22:34   2316  
Лучший коктейль сезона

"Для дела, на которое мы идем, хватит и этих."


Вот и пятница. Наливаю кофе, ставлю кружку на стол возле клавиатуры. До конца рабочего дня - считанные часы. До начала отпуска столько же...
______________________________


Комфортабельные автобусы с табличками туроператоров выстроились в ряд перед терминалом аэропорта, в ожидании очередной партии прибывающих туристов. Спустившийся с небес самолет уже катил по взлетной полосе Будрумского аэропорта, принудительно замедляя бег после приземления. Вместе с тряской, появившейся сразу после касания полосы, стихали и аплодисменты экипажу. Завершив свой пробег по бетонке, красавец лайнер продолжал медленно двигаться по рулежной дорожке. Слева по борту промелькнул и пристроился перед самолетом автомобиль с надписью "Follow Me". Сквозь стихающий гул турбин из динамиков внутрисалонной связи до пассажиров долетали обрывки фраз "наш самолет ...шил посадку температура воздуха в аэропорту ...просим вас...желаем...". Защелкали замки ремней безопасности, вещи с верхних полок стали перекочевывать вниз. В иллюминаторах проплывали аэродромные строения, и вот, наконец, огромный лайнер остановился и замер на стоянке почти у самого терминала аэропорта. Внизу вокруг самолета засуетились люди в жилетах лимонного цвета с рациями, подкатил и встал невдалеке заправщик, к хвосту самолета подтянулась вереница багажных тележек. Еще через несколько минут все стихло, и два потока пассажиров заструились вниз по трапам, поданным к переднему и заднему выходам самолета. Из трехчасовой прохлады, искусственно поддерживаемой кондиционерами, люди сходу окунались в жаркий обволакивающий воздух субтропиков и вновь исчезали внутри поданного автобуса.

* * *

Вот, наконец-то, и наступила она, эта пятница, которая на этот раз была не просто обычным окончанием рабочей недели, а самым что ни на есть последним рабочим днем перед заслуженным отдыхом, ну или началом долгожданного отпуска, кому как больше нравится.
Отпуск... О нем обычно начинаешь думать заранее, представляешь, строишь планы, готовишься. Еще месяц назад мне и не думалось, что все получится вот так: что придется лететь в Турцию, смирившись с банальным "овощным" отдыхом в отеле у моря. Хотелось другого. Планы как-то не обсуждались, но мне казалось, что и в этот раз, как обычно мы с семьей поедем в конный клуб или уедем на свои излюбленные места подальше от цивилизации, поживем в палатке, будем купаться в заволжских разливах, ловить спиннингом рыбу.
Но в этот раз случился "бунт на корабле". Мне припомнили, что семья уже несколько лет не была на море, и что никто больше не собирается в угоду мне кормить комаров, трястись в седлах, а все хотят "нормального человеческого отдыха". В общем, пришлось срочно заниматься оформлением документов, поиском подходящего отеля по интернету, читать отзывы, планировать бюджет, наконец. Как назло, выяснилось, что срок загранпаспортов истек ровно четыре дня назад, как раз в день рождения сына. Я было воспрянул. Спасительной искрой мелькнула надежда не успеть с паспортами. Но радость моя была недолгой: мне, тут же, вручили нужный адрес и телефон вместе с заданием уложиться в 2 недели.
С определением места отдыха было проще, здесь все были едины - Эгейское море. И хотя оно прохладнее, чем Средиземное, этот выбор уже давно определился как-то сам собою. Я и не задумывался особо почему. Чем-то оно притягивало. Может от того, что это было подальше от турецкого "Сочи" - Алании и Анатолии, но скорее дело было даже не в этом, а в чем-то другом, что сидело в глубине подсознания, и что сразу вот так и не объяснить. Да я никогда не и пытался. Просто когда много лет назад я впервые услышал о том, что есть возможность попасть в хороший отель Мармариса на Эгейском море , я сразу выбрал это море: звучало красиво - Мармарис, Эгейское море... Так с тех пор и повелось.
Но времени в этот раз было в обрез, и выбрать хороший в оптимальном отношении "цена-качество" отель в Мармарисе никак не удавалось. Оставались либо очень дорогие, либо откровенно проигрышные варианты. Потому и возникла мысль о новом месте - Будрум. Вместе с туропреатором, а это была их идея. удалось подыскать хороший отель клубного типа, устраивающий и по ценам ,и по срокам, и по уровню сервиса. Отзывы в интернете, как обычно, были самые противоречивые, от восторженных в самых превосходных степенях и ностальгически воздыхательных до привередливых, вплоть до сплошных разочарований. Да и сам отель на разных сайтах позиционировался по-разному: от НV-1 до 4-х звезд.
Муки выбора, кому они не знакомы? Можно без колебаний принимать самые важные решения, а можно часами истязать себя выбором какой-нибудь сущей безделицы. Так, еще раз: главное: пляж огромный, место в отдалении на полуострове, выдающемся далеко в море, а значит без городской суеты и тесных городских пляжей, вода должна быть чище, хамам, сауна, спортзал... все включено, питание - пишут кто во что горазд, ну ладно вроде к любой кухне привычны, номера..., гм, русских селят в бунгало, а бунгало... да и ладно, в конце концов, едем на море, а не торчать в номерах. А раз так, пляж, говорят, огромный, да еще эти бухты, лагуны. Вид со спутника впечатляет! Все решено. Семья выбор одобряет, им уже, по большому счету, все равно куда, лишь бы вырваться из этого каменного мешка.

* * *

Шатл плавно подкатил к дверям терминала и разом расскрыл все свои двери. Снова прохлада аэровокзала, тепловизор с предостерегающими плакатами о свином гриппе, визы в паспортах, багаж, и вот мы уже отдаем свои ваучеры встречающей нас девушке в красивой униформе и занимаем места в автобусе с табличкой нашего туроператора, спасаясь от липкой и всепоглощающей жары. Полчаса пути по хорошей дороге вдоль моря и гор, и мы въезжаем в Будрум. Наш отель самый последний, между Гюмбетом и Будрумом. Он расположился на вершине большого холма и каскадом спускается к морю. Невдалеке какие-то старые полуразрушенные мельницы выстроились в ровную линию. Красиво. Еще минут 20 и по завершении всех формальностей мы оказываемся в своих номерах. А что, очень даже ничего, слегка спартанская (спартанская?) обстановка, но со вкусом. Отдельный домик с видом на море, отличная терраса, утопающая в цветах, откуда можно вечерами, сидя в креслах, любоваться на морской горизонт. Территория клуба огромна, состоит из ярусов, спускающихся к морю, вся в цветах и зелени и напоминает город-замок с многочисленными каменными ступенями и ходами-лабиринтами. Никто не кому не мешает, ощущение приватной уединенности и в тоже время теплой клубной тусовки. Впереди прекрасная лазурная бухта, а вот и полуостров справа (вспоминается снимок со спутника), за ним еще одна лагуна, в интернете писали, что она необычайно красива. Полуостров, представляющий собой гористый пологий холм, абсолютно дикий, как, наверное, и пару тысяч лет назад - типичный греческий пейзаж (хм, откуда такое сравнение?). Этот полуостров узким перешейком соединяется с еще одним холмом, на котором расположился наш отель, и от самого перешейка в стороне от отеля поднимается тропа в направлении мельниц. Превосходный вид! С одной стороны красивый курортный город, утопающий в цветах и пальмах, с другой - дикий нетронутый цивилизацией полуостров, а впереди Эгейское море с его островами, бухтами, лагунами, яхтами.
- Ну что, сын, включай телевизор.
- А где наши ласты и очки?.
- Может, все-таки, сначала на ужин?
Все, наш отдых начался.

* * *
Каждое утро, пока все спали, я отправлялся на берег, чтобы встретить восход солнца в море. Доплывал до самого конца полуострова и успевал вернуться назад к завтраку. Это было одним из правил, чтобы отдых окончательно не превратился в "овощной". Море там было еще красивее, вода еще прозрачнее. Изрезанное каньонами каменное дно поражает своими перепадами. Как будто кто-то огромной рукой провел в этом месте глубокие отвесные борозды, уходящие от мыса вглубь моря. Это как полет в горах на вертолете. Только что ты был низко над землей, как вдруг, в следующий миг земля проваливается далеко вниз, и ты уже висишь на огромной высоте, потом вдруг снова под тобой скала и земля близко. Так и здесь у самого конца полуострова, где начинались отвесные перепады. Дно, то вот оно рядом, то вдруг отвесно проваливается в глубину, и так без конца. Немного жутко, но необычайно красиво!
В то утро я уже доплыл до самого дальнего камня на мысу, но солнца еще не было. Плыть дальше не хочется, и я встаю на узкую каменную полосу глубиной по грудь в полусотне метров от берега, всю облепленную морскими ежами, ожидая, когда из-за горы над виднеющимся отсюда городом, наконец, покажется солнце.
Вид потрясающий! Справа и слева в глубину уходят отвесные щели-борозды, совсем рядом, напротив - маяк, а там дальше в утренней дымке виднеется огромный длинный остров, где по вечерам вдоль всего подножья видна яркая мерцающая полоска огней какого-то-то ли городка, то ли поселка. Мы заметили эти огни еще в первый вечер за ужином, любуясь морским пейзажем и проходящими яхтами. Здесь же между полуостровом и маяком проходит путь всех яхт и катеров, выходящих из Будрума и возвращющихся обратно, и море здесь всегда шумит, посылая пенистые волны на отлогий каменный мыс.
Солнце вот-вот должно появиться, когда прямо передо мной возникает огромный морской катер под американским флагом, идущий со стороны Будрума. Катер проходит в открытое море между мною и маяком в сотне метров от меня, и к мысу, словно фаланги (фаланги?) одна за другой надвигаются огромные волны. Ну вот, если подойдет волна, устоять на скользком каменистом дне не удастся, а ободраться об изъеденные соленой водой острые камни, среди этих впадин и, тем более, задеть морского ежа, вовсе не хочется. Где ты солнце?! Всходи!! Первая волна уже совсем близко, буквально в нескольких метрах, когда из-за горы ослепительной колесницей (колесницей?) выкатывается солнце. Яркий край диска показывается из-за горы, заливая ее ослепительным светом расплавленного золота. Напряжение отпускает, и, оттолкнувшись от подводной скалы ногами, я плыву навстречу волне и солнцу, постепенно отворачивая в сторону отеля.

* * *

Как ни пытаешься себя ограничивать, все равно завтрак снова оказывается не в меру обильным. А еще хотелось, фруктов, чего-нибудь такого к чаю, но понимаешь, что до десерта уже не добраться. Удобно откинувшись и свободно вытянув ноги под столом, минут 15 сидишь на полуоткрытой террасе ресторана с чашкой свежего ароматного чая, любуясь сверху лазурной гладью спокойного моря, розоватой дымкой перед островами, мысом, у которого сегодня встречал восход солнца, спешащими в открытое море яхтами и шхунами. Нет, ну нельзя же столько есть. С этим надо что-то делать. Надо идти на пляж. Надо отрабатывать этот, с позволения сказать, завтрак. Плавать. Сегодня надо сплавать куда-нибудь подальше. Доплыть до маяка. Нет, пожалуй, за мыс, посмотреть, что там. Правда, это уже очень далеко. Если смотреть на снимок со спутника, то, становится даже немного страшно. Ну ничего, можно держаться поближе к берегу.
- Так, ну что? Какие планы? Сын, пару партий в теннис, растрясем завтрак, да на пляж?
- Я, пожалуй, на пляж, а вы как хотите, только долго не задерживайтесь, - это уже жена.
- Ок.
Согнав группу заспанных ужасно неопрятного вида французов (успевших через день после своего приезда надоесть почти всем отдыхающим) с теннисного стола, которые самым наглым образом в силу своего дурного воспитания устроили за ним(!) какое-то свое французское собрание с чаепитием и поеданием своих французских круассанов, мы, вскоре, задвигались с ракетками вокруг стола.
После нескольких партий становится легче. Идем в дом за ластами и очками, забираем все это и спускаемся к пляжу.
- Ну как водичка? - спрашиваю жену.
- Ты же уже плавал утром, - прищуриваясь от ослепительно яркого солнца, улыбается она в ответ. - Куда сейчас?
- Да, пожалуй, туда же к мысу.
- Не плавал бы ты так далеко. Давай недолго. Слышишь?
- Я недолго.
- И давай недалеко. Насколько уплываешь?
- Часа полтора не больше.
- Давай не больше, хорошо?
- Ок.

Какое это удовольствие, с пирса нырнуть в прозрачную морскую воду. Приятная прохлада сменяет невыносимую жару, и вот ты уже в другой стихии, дарящей тебе неограниченный простор и свободу. Вкус соли морской воды лишь дополняет это ощущение свободы. Проплывая под ограждением пляжа, видишь, как в колышущихся водорослях неспешно копошатся рыбы. Вот еще одна стайка прямо под тобой рассыпается в разные стороны. Начинается глубина, отдающая синевой, но вода по-прежнему прозрачна. Сквозь толщу воды, как сквозь увеличительное стекло, на дне виден каждый камешек, каждая раковинка. Водоросли на дне колышутся, словно наливающиеся колосом нивы.
Руки и ноги заработали в монотонном ритме, гребок за гребком, в легких "развелись пары", и вот уже и дыхание стало глубоким и ритмичным в такт взмахам рук. "Джа-джа", "джа-джа" - руки с шумом разрезают толщу воды, "Хууууу", " хуууу", выдох следует за выдохом. Начинаешь ощущать, как мышечная радость разливается по всему телу. Пока не хочется сбавлять набранный темп, при каждом выдохе успеваешь заметить, как постепенно отдаляется пляж, приближаются яхты, стоящие на приколе в бухте. Вот уже проходишь мимо яхт, на миг вздрагиваешь от вида длинной цепи, уходящей далеко от стоящей в нескольких десятках метров шхуны вглубь ко дну. Там на дне на конце этой цепи якорь. Спустя какое-то время и яхты постепенно остаются позади. Ты, море и рыбы. Море. Сколько всего случалось здесь за тысячелетия! Сколько оно помнит событий. Оно такое же, как и тысячи лет назад: та же соленая вода, те же берега. Взгляд на полуостров слева: такой же греческий пейзаж в желто бурых тонах. Да почему греческий, это же Турция. И вдруг, в один миг все встало на свои места. Словно вспышка короткого электрического разряда озарила мозг, вслед за которой тут же последовал впрыск адреналина в кровь. Защекотало под ложечкой. Я увидел балку-проход, разрезающую береговой холм полуострова слева от себя. Все что доселе таилось глубоко в подсознании разом вышло наружу и открылось той яркой картиной, что когда-то потрясла мое воображение в далеком детстве! Так вот почему Эгейское море! Вот откуда эти неосознанные сравнения: "спартанский", "греческий", "фаланги", "колесница", "две с половиной тысячи лет назад"...

Да, это было две с половиной тысячи лет назад. Там на противоположном берегу этого самого моря западнее и выше от этого места, примерно в том же направлении, в котором я сейчас плыл, произошло то, о чем люди не забудут никогда, пока существует человеческая цивилизация. Эта балка, выходящая к берегу моря, расставила все на свои места. Фермопилы! Фермопильский проход. Триста Спартанцев! Доблесть и честь, которые переживут века, тысячелетия!

По телу будто бежал электрический разряд. От былой тяжести не осталось и следа. Я плыл словно на тренировке, не сбавляя набранный темп. Внизу проплывали рыбы, колыхалась трава. Это было то самое море! Море, в котором смывали дорожную пыль и усталость боев спартанский царь Леонид и его триста воинов. Две с половиной тысячи лет назад.

Случилось это в 480 году до нашей эры. Могучая тогда Персия решила, наконец, расквитаться с непокорной Грецией и после нескольких лет подготовки к войне Ксеркс решил завершить дело своего отца Дария. По всему черноморскому побережью, вдоль которого он намеревался двинуть свою огромную армию, создавались склады продовольствия и корма для скота и лошадей. Были наведены мосты через фракийские реки, прорыт огромный канал позади Афона. И когда все было готово, Ксеркс двинул свои войска вперед. Для переправы через Геллеспонт были созданы два плавучих моста из 360 и 340 кораблей. Невиданные по тем временам сооружения. Начавшийся шторм разметал мосты, но это не остановило Ксеркса. Взбунтовавшееся море высекли кнутом, и как только переправы были восстановлены, вновь была дана команда к началу переправы войск. По одному мосту семь дней и ночей безостановочно переправлялись войска, по другому переводили скот и обоз. Чтобы не терялся темп вдоль всей переправы стояли погонщики с кнутами, подгонявшие любого, замешкавшегося хоть на секунду...

...Удары сердца, подгоняют словно удары хлыстов. Взмахи рук монотонно вспарывают морскую толщу. Вдох-выдох, вдох-выдох... Слева недалеко перемещается картина береговой линии дикого пустынного полуострова. И воображению уже кажется, что там, среди колючек и кустарника, неровными цепями на холмистом берегу выстроились воины в хитонах и алых хламисах со щитами и копьями в руках. Во главе с Леонидом...

...На другом берегу персы решили пересчитаться. Специально для этого была построена группа из 10 тысяч человек. Группу обнесли забором, соорудили ворота и в это пространство начали загонять войска для пересчета, каждый раз по 10 тысяч человек. По преданию Геродота, кстати, родившегося здесь же в Будруме, который тогда назывался Галикарнасом, войска сменялись внутри забора 170 раз!

А в это время грекам было не до персов. Они были заняты междоусобными стычками. Лишь только два города предприняли попытки противостоять Ксерксу - Афины и Спарта. На всеобщем совете было принято решение направить 10 тысяч спартанских гоплитов (тяжелых пехотинцев), чтобы перегородить Темпийский проход. Однако вскоре греки поняли свою ошибку. Там возле Темпийского прохода были фесалийцы, на которых не было надежды, и которые в любой момент могли перейти на сторону врага. Ошибочное решение было отменено, и вместо него было принято другое - защищать Фермопильский проход. Проход был единственным среди неприступных скал, и его можно было оборонять небольшим количеством людей, сколь бы ни было велико войско неприятеля. Однако те 10 тысяч спартанцев, которые были отправлены к Темпийскому проходу, подойти к Фермопилам не успевали, и вместо них надо было посылать других. Ситуация усугублялась тем, что в Древней Греции в это время начинались Олимпийские Игры, и никто в Спарте не смел вести боевые действия в это время. Было принято решение на это время отправить к Фермопилам лишь 300 воинов во главе с царем Леонидом да тысячу илотов. Серьезную помощь обещали, как только закончатся торжества. Леониду на тот момент было около 50-ти. В свой поход он отобрал только тех воинов, у которых уже были сыновья, чтобы не прерывался их род. На пути к Фермопилам к ним присоединялись еще воины, и к тому времени, когда они достигли берега моря, их отряд насчитывал уже семь тысяч двести человек...

...Вот уже виден изрезанный каменистый берег мыса полуострова. По дну побежали расщелины-каньоны. Позади остается первый большой камень, приближается второй валун, и недалеко на самом краю мыса виднеется третий, самый крайний. Я сбавляю темп и перехожу на неторопливый брасс. Море здесь шумит, волны накатывают на каменистый берег, по пути теряя пену. Маяк уже совсем недалеко, прямо напротив мыса. Невдалеке на крейсерской скорости проходит шхуна. С ее борта кто-то приветливо машет рукой. Прикладываю руку к виску: махать в ответ не стоит, могут подумать, что нужна помощь. С борта шхуны вновь машут в ответ...

...Когда Ксеркс подошел к Фермопилам он был поражен тем, что греки не разбежались, побросав оружие, при виде его войска. Посланный к древней каменной стене прохода лазутчик доложил увиденное: греки развлекались, будто ничего и не происходило: занимались физическими упражнениями, состязались в беге наперегонки, расчесывали длинные волосы, приводили себя в порядок. Бывший спартаский царь Демарат, изгнанный когда-то из Спарты и предавший ее, растолковал удивленному Ксерксу обычай спартанцев расчесывать гребнем волосы перед тем как идти на смерть. Он же и поведал персидскому царю о том, что если ему удастся разгромить спартанцев, больше ему в Греции бояться некого.

Четыре дня ждал Ксеркс, когда же, наконец, греки разбегутся в страхе, и лишь поняв, что этого не произойдет, он послал мидийцев, поручив им живьем захватить греков и привести к нему. Но не тут-то было! Персидских наемников встретил плотный ощетинившийся копьями строй воинов. Начался бой, в котором персы не продвинулись вперед ни на шаг. Следующие атаки также не принесли успеха. И тогда Ксеркс послал вперед свою личную гвардию - "бессмертных", состоявшую из 10 тысяч отборных персидских воинов. Бессмертными они назывались о того, что их число неизменно равнялось десяти тысячам (на смену убитым приходили другие из элитной знати, стоявшие в очереди, чтобы занять почетное место в строю личной гвардии)...

...Вот и край полуострова. Поворачиваю налево за мыс вдоль берега, и передо мной открывается потрясающая картина изрезанного волнами скалистого берега, который невозможно было увидеть оттуда со стороны отеля. Больше не видно ни города, ни отеля, никаких признаков современной цивилизации. Только море. Как тогда! И этот дикий каменистый берег. Впереди на береговой линии обозначился каменный язык, словно расплавленная лава когда-то застыла, стекая в море. А над языком небольшая обрывистая стена полуострова. Плыву туда...

...Леонид двинул своих спартанцев вперед, в самое узкое место. Валивший на них огромной толпой враг попадал в бутылочное горлышко прохода и начинал топтать себя сам. Разгадав этот маневр "бессмертные" перестроились в небольшие коробки и стали наступать малыми группами. Но не на тех напали! Перед ними были не какие-то крестьяне с тяпками, а лучшие солдаты древнего мира. Выбежав вперед и порубив некоторое количество персов, греки быстро отступили на оперативный простор. Обрадованные персы бросились вперед, но спартанцы тут же развернулись и перешли в наступление. Возникла зверская давка, в которой персов резали как свиней - быстро, безжалостно и в ужасающих количествах. Удачный маневр был проведен несколько раз, и с каждым разом количество "бессмертных" значительно сокращалось. Ксеркс в ярости вскакивал с походного трона, но сделать ничего не мог. Отойдя и перегруппировавшись, персы предприняли еще одну попытку прорваться, но снова безуспешно и, наконец, отступили. В проходе осталось лежать шесть тысяч трупов персидских воинов. Примерно тоже самое повторилось и на следующий день. Снова вперед выдвигалось огромное полчище азиатов и снова спартанцы во главе с Леонидом рубили всех, до кого могла дотянуться рука...

...Каменный язык уже совсем близко. Он сильно выделяется своей ровной гладкой поверхностью на фоне изрезанного каменистого берега, рядом с ним еще одна более широкая площадка. Отдельный мысок и небольшой относительно ровный выход на берег близ него - красиво. Подплываю к этому "языку"...

...Как известно, крепость не может считаться неприступной, если в нее можно провести осла, груженого золотом. Предатели существали во все века. Так и здесь, немедленно выискался подлец, который за деньги согласился провести персов в обход. История сохранила нам его имя - Эфиальт. Ксеркс , уже было отчаявшийся победить, вновь воспрял духом и направил в обход своих "бессмертных". То, что вчера еще было надежной позицией, стараниями одного предателя превратилось в западню. Когда греки это поняли, Леонид приказал всем, кто был с ним, срочно отступать. Сам же остался и при себе оставил лишь 300 спартанцев, тех, кого с ним послали. Вместе со спартанцами добровольно остались и феспийцы, готовые биться до последнего бок обок с Леонидом.

И вот наступило утро следующего дня. Ксеркс не торопил события, он задержал свое выступление до середины утра. Говорят, что, когда спартанцы последний раз ели все вместе перед началом сражения, Леонид сказал: "Пусть завтрак ваш будет обильным, о мужи, ибо обедать мы будем в царстве Аида!" Спуск с горы должен был занять у персов несколько часов, и спартанцы намеревались заставить противника как следует заплатить за свою гибель...

...Подтянувшись на руках, я выбрался из воды на ровную покатую поверхность застывшей лавы. В голове яркой картиной проносились события более чем двухтысячелетней давности. Дыхание не успокаивалось, живот втянуло от долгого напряжения, в ушах все еще гудел шум бегущей по венам крови. На берегу непривычно покачивало от долгого плавания. Оглядываюсь. Дикий ничем не измененный берег моря. Все так же, как и две с половиной тысячи лет назад, на камни, облепленные такими же морскими ежами, накатывают все те же волны. Наверняка вот так же у этого моря на противоположном берегу стояли и смотрели вдаль Леонид и его воины.

Желание возникло спонтанно само по себе. Я выбрал подходящий камень и стал выбивать на ровной поверхности слова. Спустя некоторое время, когда уже ощутимо обгорели плечи и спина, на каменной поверхности появилась надпись на английском языке "LEONIDAS & 300 SPATRANS". "Зачем на английском", мелькнула мысль, когда я уже принялся за работу, и тут же сам себе ответил, 2а пусть всем, кто здесь когда-нибудь окажется, эта надпись будет понятной". Затем отойдя подальше к обрывистому берегу, я выбил на его уступе "RUSSIA = SPARTA" Вот так вот! Читайте, кто доберется. Снова выхожу на каменный "язык" и слушаю шум ветра, глядя на играющее солнечными отблесками море, на волны, подбегающие к самой надписи. Сколько прошло времени, с тех пор как я уплыл? Непонятно. Может быть часа полтора, а может больше. Пора назад.

...Персы добрались до вершины горы и начали спуск. Когда спартанцы увидели, что войска Ксеркса вошли в проход, они больше не пытались оборонять стену. Вместо этого спартанцы вышли в самую широкую часть прохода и построились там обычной фалангой. Легковооруженные илоты прикрыли их с флангов...

...Я прыгаю в воду с края каменой платформы, прямо в глубокую расщелину между камнями. Рыбы в испуге брызгами разлетаются в разные стороны. Слегка задержавшись под водой, чтобы полнее ощутить прохладу после изнуряющей жары и палящего солнца, проплываю по инерции еще несколько метров и, наконец, выныриваю на поверхность. Впереди простирается одно лишь безбрежное море, подернутое вдали дымкой, и сквозь эту дымку виднеются острова. Все как тысячи лет назад. Опьяняющая свобода! Набираю воздух в грудь и плыву в обратном направлении, туда, откуда приплыл...

...Ху-х! Как тесно сжимают грудь доспехи. Словно каменные объятия... Нет сил расправить плечи и наполнить прохладным, морским воздухом легкие, разрывающиеся после лютой сечи. Тесно так и жарко. Да. Мы стоим, прижавшись плечами друг к другу, мнемся с ноги на ногу, гремим мечами и латами и не слышим ничего, кроме собственного дыхания да шума приближающегося врага. Скрипим зубами и до боли, до судороги сжимаем древки копий и рукояти мечей. Наши запястья тверды как камень, а фаланги пальцев побелели и даже не разгибаются от напряжения! Заметь, заметь, брат: на расстоянии стадии от нас, врезаясь в облюбованные мхом валуны, плещется море, но мы даже не слышим его! Как не слышим и песню ветра, славящего свободу над склонами гор, и крики хищных птиц, пророчащих славу героям. А волны, смотри, как играют солнцем изумрудно-бирюзовые волны Эгея! Словно в радостном танце, восторженно мерцают сотни бликов на его поверхности. Ты не завидуешь им? Нет? А облакам? Напрасно. Сейчас ими любуется Гелиос, взирая с колесницы, а вечером, быть может, их видом будут наслаждаться все остальные боги. А облака с учтивой благодарностью будут принимать их внимание. Ты не завидуешь им? Нет? Да-да, я знаю, что нельзя, ни в коем случае нельзя, позволить хандре и слабости овладеть телом и разумом. Что это начало гибели. Но дело в том, все дело в том, что... Дело в том, что сейчас, здесь, перед лицом смертельной опасности, перед верной гибелью я не могу, сколько не силюсь, не могу вспомнить из своей жизни ничего, кроме тренировок. Лишь годы тренировок, сражений и снова тренировок. Будто ничего в ней больше и не было! Ни отдыха после невероятных побед, ни радостей общения с любимыми женщинами. НИЧЕГО! Просто, знаешь, отправляясь в царство Аида, мне бы хотелось захватить с собой на ту сторону реки забвенья воспоминания не о тяготах солдатской жизни, не об упоении кровавыми схватками, а... ну вот, хотя бы, - смотри - в десяти шагах от нас цветок! Растрепанный, покрытый слоем пыли и песка, но уцелевший цветок! Уцелевший, не смотря ни на что! Невероятно, слышишь! Его не затоптали в пылу сражения, не завалили изрубленными трупами. Словно символ другой, спокойной и прекрасной жизни, он, вопреки всему, еще живет и дарит нам свой аромат! Свою красоту и неповторимость. Это и есть то чудо, которое я хотел бы пронести в своем сердце через Стикс - запыленный, но выживший цветок.
Давай ближе Алфей. Еще ближе. Я хочу почувствовать твое плечо. Спасибо. Ты слышишь шум? Сзади и спереди от нас. Это тысячи персидских ног выбивают пыль из Фермопил. Десятки тысяч ног. Им... им, все-таки, удалось нас окружить! В кольце противника триста спартанцев во главе с нашим Леонидом. Триста бойцов Лаконики против тридцати тысяч персов! Да! Пожалуй, славное будет сражение. Бьюсь об заклад, сам Арес придет, взглянуть на это зрелище! Эх, если б не предатель, если б не эта грязная собака, мы б... мы бы положили у этого прохода всех до единого! Но поздно сожалеть и будем благословлять богов уже за то, что все союзники успели отойти. А мы... Мы - спартанцы! Воины Спарты уходят с поля брани либо с победой, либо с вечною славой! И никак иначе! Теперь наш черед исполнить этот закон! Co щитом или на щите! Слышите, братья! как сбивчив и неровен их шаг. Идут, словно победа уже досталась им без боя. Ха!... Жалкие глупцы! Идут и ждут, чтоб сам царь Леонид к ним вышел на поклон. Ха-ха! Ха-ха, ха-ха! Они еще не знают, как бьется в груди спартанца сердце. Скоро узнают! Ну-ка, брат мой, Алфей, делай как я: мечом о щит с биеньем сердца вместе. Джа-джа! Еще раз: Джа-джа! Хорошо! Джа-джа! Вот так! Джа-джа! Все вместе! Джа-джа! Джа-джа! Джа-джа! Смотри, как вытянулись - джа-джа - их лица! Джа-джа - словно пред ними - джа-джа - все войско Ареса - джа-джа - в один момент из-под земли возникло - джа-джа, - а не всего лишь триста - джа-джа - отважных - джа-джа - лакедемонянина. Джа-джа! Вот так. Джа-джа. Вот так! Джа-джа. Вот так!! Джа-джа. Джа-джа. Стоп!!!..
Смотри, Алфей, смотри - клинок, которым я как ты, как все мы мгновение назад ритм сердца отбивал, по-твоему это простой спартанский меч? О, да! И так, как на любом, любом другом спартанском мече, на самом его кончике, едва заметная, вот здесь, есть точка. Ты знаешь имя этой точки. Доблесть!. Вложи меч в ножны, ап! и Доблести простыл и след. Вновь оголи и снова на расстоянии удара лишь маковое зернышко отметит ее. Да. Но стоит тебе уверенным движением разрезать воздух перед лицом врага, как сотни, слышишь, - сотни мелких точек сольются в линию. Стремительную, словно молния богов, линию!
Я хочу сказать тебе сейчас, что помогает мне не бояться смерти и сражения с великой силою, превосходящей в сотню раз нас по количеству. Все очень просто: лишь персы подойдут к нам на расстояние удара, как я и ты, и Леонид, все мы, в одном порыве, стеною перед ними выстроим Доблесть. И сквозь нее им не пройти ни шагу до тех пор, пока жив хоть один спартанец! Верь мне, - наша доблесть отнимет силу и решимость у каждого из них. Я в это верю, и я это знаю. Это - Правда. Как правда и то, что колесница Гелиоса и завтра, после сраженья нашего и гибели пройдет над Грецией. Мы сляжем здесь все до единого. Да-да. Залитые своею и чужою кровью, изрубленные в месиво. Но памятник нам, нами же воздвигнутый из Доблести, переживет и нас, и Грецию, и персов, и Богов! Поверь, Алфей, все это правда. Встань крепче, брат мой, - они близко. Встань крепче. Всего-то по сотне на каждого!...

...Здесь они и приняли бой, сражаясь с безрассудной яростью. Персы, которых, как говорят, гнали в бой бичами, вынуждены были карабкаться по горам трупов для того, чтобы добраться до греков. Когда большинство спартанских копий сломались, лакедемоняне обнажили мечи и придвинулись ближе, врубаясь в море лиц перед собой. В этой последней схватке пал Леонид. Над ним развернулась особенно яростная битва. Четыре раза захватывали его персы и четыре раза греки отбивали тело Леонида.

...Джа-джа, джа-джа, руки работают как крылья мельницы, джа-джа...Тело превратилось в машину, двигающую поршнями. Я плыл на кураже, как когда-то на тренировках и соревнованиях. Несмотря на обилие воды, в горле почти пересохло и першило от морской соли. Этот вкус, такой насыщенный ни с чем несравнимый вкус соленой морской воды, - словно экзотичный коктейль, приправленный густым и терпким сладковатым запахом морских водорослей, и ветром: - ветром Эгейского моря! Даже в воде ощущаю, как потеет тело. Горячий выдох раз за разом с шумом врывается в воду, тело словно парит над водой, пропуская под собой волну...

...Сражение продолжалось, пока с постов не дошло известие о том, что "бессмертные" добрались до конца тропы. Тогда греки сомкнули ряды и стали отходить за стену. Миновав ворота, они укрепились на невысоком холме, который возвышался над болотистой равниной. Там они построились кругом и приготовились к смерти. Персы лавиной хлынули через стену и стали пытаться забраться на холм, но тщетно! Греки защищались мечами, а когда ломались мечи, они руками и зубами рвали врагов. Даже падая, они вгрызались в их икры, погибая сражались до конца. Бой продолжался до последнего дыхания, пока персы не погребли их всех под градом стрел. К полудню все стихло.

Впоследствии на том холме, где обрели вечную славу последние спартанцы, греки воздвигли кенотаф: пустой саркофаг. На нем установлен каменный лев, потому что Леонид по-русски лев и есть. На кенотафе высечены слова, сочиненные лучшим греческим поэтом Симонидом Кеосским:

Из зверей я - сильнейший, из людей сильнее всех тот,
кого я стерегу здесь в каменном гробе.



На том месте, где пали и захоронены остальные, надпись гласит:

Странник, если ты будешь в Спарте, возвести лакедемонянам, что мы пали здесь, верные своему долгу.


К сожалению, история почти не сохранила для нас имена тех, кто в глазах многих стал символом мужества и героизма, и потому перечисление дошедших до нас имен не займёт много времени. Вот они:

Диенек, спартанец;
Демофил, предводитель феспийских гоплитов;
Дифирамб, феспиец;
Еврит, спартанец;
Мегистий, прорицатель, акарнанец;
братья Алфей и Марон, спартанцы;
Леонид, царь Спарты.


...Вот и все.
Словно закончившаяся кинопленка память завершила прокручивать картину давно минувших событий. Я плыл и плыл, и казалось, так можно было плыть долго-долго, сколько угодно. Впереди показался отель. Несколько минут назад поодаль от меня в город прошла большая шхуна, и я почувствовал, как подошедшие большие волны, сменяя друг-друга, бережно подхватывали меня и несли в сторону отеля, как пушинку на больших и сильных руках, словно само море помогало мне и подбадривало, провожая меня обратно в тот мир беззаботного курортного отдыха, с пляжа которого я прибыл к нему в гости. И как благодарный гостеприимный хозяин, море подарило мне одну из своих самых сокровенных тайн - быль о трех сотнях спартанцах и их царе Леониде, которые навсегда вошли в историю людей как образец силы духа, мужества, верности долгу, стойкости и доблести. И память о тех, кто пал в Фермопилах но не отступил ни на шаг, свежа и жива и теперь, спустя тысячелетия.

Поднырнув под буйки и проплыв еще несколько десятков метров до берега, я вышел из воды и, сняв ласты и очки, направился к лежакам. Меня ощутимо покачивало при ходьбе от долгого плавания. Все еще оставаясь под впечатлением, я встретился взглядом с женой, приветливо помахавшей мне рукой.
- А ты что так долго? сейчас уже скоро обед. Мы с Сашком за коктейлем сходили, тебе не взять?
- Да нет, спасибо, пока не хочу, - сказал я вслух, а про себя вдруг осознал, что я ведь только что испил свой лучший коктейль этого лета, стойкий вкус терпкой соленой воды Эгейского моря все еще ощущался на пересохших губах.

* * *

Вечером, как обычно, под звуки живой музыки, мы сидели за облюбованным столиком с видом на море, не торопясь покидать ресторан. С воды дул едва уловимый легкий бриз, розовеющая дымка сгущалась над морем, предвещая скорые сумерки. И в наступающей темноте там, вдали на берегу длинного острова, узкой пунктирной линией снова замерцали огоньки жилых строений. Что же это все-таки там за город, может Измир или это Гюмбет? А впрочем, мы сейчас это выясним:
- Would you, please, tell us what that line of lights over there is? спросил я официанта, забиравшего со стола тарелки.
- It's Greece, - дружелюбно ответил он, подняв ко мне свои глаза.
- Что там? - переспросила меня жена.
- Там... отстров... Греция.

* * *

Свежий бодрящий воздух раннего утра проникал сквозь приоткрытое окно автомобиля. Притормаживая у перекрестка перед светофором, я увидел невдалеке от обочины группу юношей и девушек, сидящих на спинках сдвинутых с мест скамеек. Лица их, как и одежда, были помяты, в руках у нескольких недопитые бутылки с каким-то суррогатным пойлом типа "Клинского" или "?Балтики". Рядом возле скамеек в полуметре от пустой урны высилась гора мусора, валялись пустые бутылки, пачки из под сигарет, какие-то блестящие упаковки, то ли из-под чипсов, то ли из-под "кириешек". До слуха донесся хриплый мат одной из девушек, повисшей на сутулом щуплом пареньке. Спустя секунду раздался резкий непристойный смех. Настроение упало. Утро уже не казалось таким легким и окрыляющим. Появились нехорошие тяжелые мысли. Что же произошло со страной за эти годы, неужели не понятно, что это дорога в никуда...
По бокам мелькали бесчисленные павильоны, круглосуточные водочные ларьки, между которыми взгляд вдруг выхватил яркую оранжевую вывеску с надписью "Спортивно-оздоровительный клуб СПАРТА". Из открывшейся двери выходила группа крепких ребят с сумками и рюкзаками. Лицо мое оттенила едва заметная улыбка. Рука потянулась к кофе, взятому с собой в дорогу. Снова появилось то хорошее настроение, с которым я выходил утром из дома. В памяти всплыли слова Леонида, которые я прочитал уже после возвращения из отпуска: "Для дела, на которое мы идем, хватит и этих".
Вспомнился тот каменный выступ, который я про себя назвал тогда мысом Леонида и надпись, оставленная на нем, "RUSSIA = SPARTA".
__________________________________

PS. Это был один из тех вечеров, в которые мне удалвалось вырываться вечером после работы на пару кругов на загородную лыжную базу на Дубравной. Время было уже позднее, около восьми вечера, и на лыжне я был один, освещая себе путь налобным фонариком. Помогала почти полная луна. Щедрое на звезды загородное небо мерцало мириадами холодных искр, да и снег, словно магнит, отбрасывал темноту в дальние уголки трассы, вьющейся по лесным просекам. Мороз крепчал. Январь в этом году вообще выдался суровым. И поначалу, приехав на базу и еще раз бросив взгляд на показания температуры, еще не заглушив двигатель, я заколебался, а стоит ли. Брат сегодня утром улетел в Афины, вот где тепло! Зная, что еще лишь пара минут, и какая-нибудь причина обязательно найдется, я распахнул дверь и вышел из машины...
Пройдя полкруга, я уже был рад тому, что не уехал: вокруг стояла холодная тишина, в небе ярко горели звезды, разбудив лесное эхо, скрипел и шипел снег под лыжами, горячее дыхание заглушало остальные звуки. В конце очередного подъема вдруг раздался телефонный вызов. Протерев рукой заиндивевшее стекло дисплея, читаю SMS-ку: "Я в Фермопилах, на том самом месте!".
"А все-таки правильно, что не уехал!" снова подумал я, пряча телефон в карман куртки.

PPS. Вот и пятница. До открытия зимней Олимпиады не более 13 часов: хоккей, лыжи, биатлон!.... До конца рабочего дня и того меньше... Наливаю кофе, ставлю кружку на стол возле клавиатуры. Взгляд задерживается на 2х камешках, лежащих рядом с настольным портретом Колчака. Тех самых, которые брат привез с холма, до последней точки хранящего бессмертное кольцо Доблести воинов Леонида.